Главные писатели, которые повлияли на лидера «Гражданской обороны»
Музыка Егора Летова плотно связана с литературой — почти в каждой его песне можно найти отсылки к произведениям разных авторов. Участник группы «Макулатура» Константин Сперанский назвал писателей, которыми больше всего зачитывался отец сибирского панка.
Если вообразить литературную карту Егора Летова, получится крайне причудливая сеть цитат, связей и пересечений: советская фантастика и русская религиозная философия, французские экзистенциалисты и обэриуты, Достоевский и битники. Про последнюю пару: музыкант часто называл автора «Братьев Карамазовых» своим любимым писателем, а потом говорил, что движение битников — «одно из основополагающих для создания „Гражданской обороны“», и добавлял: «Я, в общем-то, именно оттуда родом». Странным образом русский гений-богоискатель уживается с западными оборванцами-распутниками. Но здесь нет никакого противоречия, Летов не был потребителем культуры с узнаваемым вкусом: кто привык маркировать «своего-чужого» по списку прочитанного или прослушанного, споткнулся бы на нем. Летов был не потребителем, но создателем, и чтение для него — акт не поглощения, а слияния.
Федор Достоевский
Летов в нескольких интервью ставил Федора Достоевского на первое место в своем литературном топе. «Достоевский — мой любимый писатель. Он на голову выше всех», — говорил музыкант в интервью барнаульскому журналу «Периферийная нервная система» в 1990 году. Летов любил порассуждать: «Достоевский, надо заметить, человек вовсе не смиренного свойства. По моим понятиям, писатель весьма недобрый, а если и добрый, то не по человеческим критериям», — рассуждал он. «Когда мне наступает очередной ***** [конец] (а это бывало весьма частенько), меня вытаскивали Высоцкий, Достоевский, Моррисон, Леннон, Боб Марли и прочие». Это из интервью «Приятного аппетита!», которое Летов взял сам у себя.
Александр Введенский
Введенский — любимый поэт Летова. Сам музыкант в своих стихах следует традиции ОБЭРИУ. А вот что он говорит про собственное стихотворение «Ночь» («Кролик мусолил капустный листок…») с альбома «Прыг-скок»: «Умопомрачительно и благодарно посвящается Александру Введенскому — поэту и соратнику». «Введенский правильно пишет, что чудо — остановка времени, возможная лишь в момент смерти. Сытый индивидуум, существующий в липкой протяженности будней, надежд, желаний, ожиданий и т. д. и т. п., не сотворит чуда, не остановит мир. На это способен лишь тот, кому нечего терять», — рассказывает Летов.
Любимое стихотворение Введенского у Летова — «Потец». По словам филолога Олега Лекманова, тема стихотворения, как и тема всего позднего творчества Введенского, — «загадка смерти». «Потец — это холодный пот, выступающий на лбу умершего. Это роса смерти, вот что такое Потец», — следует из стихотворения.
Даниил Хармс
Рассказ Хармса «Рыжий человек» Летов прочитал на альбоме «Чудо-музыка» другой, не менее известной, чем «Гражданская оборона», своей группы — «Коммунизм». Второго по важности обэриута музыкант тоже называл одним из своих любимых авторов и указал его в большом списке писателей, которые произвели на него наибольшее впечатление.
Вот этот список полностью:
«Генри Миллер, Андрей Платонов, Оскар Уайльд, Гофман, Кэндзабуро Оэ, Ганс Эрих Носсак, Голдинг («Наследники»), Маркес — Борхес — Кортасар, Б. Савинков, Варлам Шаламов, Федор Сологуб («Мелкий бес»), А. Скалдин («Странствия и приключения Никодима Старшего»!!!), Юрий Олеша, О’Брайен во всех его ипостасях, Касарес, Виан, Кобо Абэ, Мирча Элиаде, Даниэль Пеннак, Кундера, Рэй Брэдбери, Акутагава, Дилан Томас, Георг Тракль, Станислав Лем, Ирвин Уэлш, Блейк, Джон Фанте, Сэлинджер, Пристли, Герберт Уэллс, Ежи Жулавский, Хантер Томпсон, Керуак, Бруно Шульц, Борис Акунин, Мураками Рю и Харуки, Достоевский, Стругацкие, Гоголь, Эдгар По, Дёблин («Берлин, Александерплац»), Хармс, Введенский, Ильф и Петров, Леонид Андреев, Тадеуш Ружевич, Андрей Битов, Зданевич, Терентьев, Крученых, Тимур Зульфикаров, Шекли, Саймак, Хайнлайн («Чужак в чужой стране»), Пол Андерсон, Генри Каттнер, Кафка».
Леонид Андреев
Песня «Красный смех» с альбома «Прыг-скок» группы «Егор и ************ [изумленные]», названная так в честь одноименного рассказа Андреева, широко известна. Куда менее знаменит трек «Рассказ неизвестного» с альбома «Народоведение» «Коммунизма». Этот трек — цитата из андреевского рассказа «Он»:
«Дело в том, что я почему-то умираю. Они все допрашивают меня, что со мной, и почему я молчу, и отчего я умираю. И эти вопросы сейчас самое трудное для меня и тяжелое. Я знаю, что они спрашивают от любви и хотят помочь мне, но я этих вопросов боюсь ужасно. Разве всегда знают люди, отчего они умирают?»
В уже упомянутом интервью «Приятного аппетита!» Летов выражает свое кредо тех, а может быть, и всех пор: «Каждый живой, каждый настоящий — вселенски, безобразно одинок. Только косоротая чернь бывает „вместе“. А каждый из наших всегда один на один со всем существующим и несуществующим. Таковы правила игры». Там же музыкант упоминает рассказ Андреева «Полет», который заканчивается словами «На землю он так и не вернулся».
Андрей Платонов
Платоновский мир чрезвычайно близок Летову: обоих интересовали темы преодоления смерти, прорыва за пределы человеческого, объединяло их и сходное чувство языка. Летов, подобно Платонову, использовал синтаксические штампы, бюрократизмы, фигуры речи, которые обыгрывал затем в своих текстах с особой поэтичностью. Есть у Летова и Платонова и общие образы, например, песня «Заговор» — как будто переложение платоновской эстетики («все мы растем вовнутрь земли»).
Прямые цитаты из Платонова тоже фигурировали в треках Летова. По его словам, при записи одной из версий «Все идет по плану», нужно было создать «музыкально-звуковую анархию». «Я нараспев читал свой ранний стих про панков, Манагер декламировал фрагменты из платоновского „Котлована“, а Кузьма страшно матерился, скакал по комнате и стучал по полу разными предметами», — рассказывал музыкант.
В одном из интервью лидер «ГрОб» рассуждал о революции и говорил, что ему близка идея «искренности, утверждения ценностей от сердца», «сотворения нового мира». И упоминал Платонова, который «после революции ходил по деревням — и там ему говорили, что теперь, после революции, не будет больше смерти. И когда какой-то дедушка умер, все поняли, что что-то не так». Пересказанная Летовым легенда напоминает сюжет «Котлована».
Николай Бердяев
На Бердяева Летов часто ссылается в своих интервью. Основополагающим для музыканта было бердяевское понятие свободы. Свобода по Бердяеву — это сила творчества, не свобода воли, не свобода выбора, но творческое созидание добра и зла. В уже упомянутом интервью «Приятного аппетита!» Летов отдает должное такой свободе: «Бердяев замечательно помыслил: „…для свободы можно и должно жертвовать жизнью, для жизни не должно жертвовать свободой. Нельзя дорожить жизнью, недостойной человека“. О!» Творчество для Летова и Бердяева — это преодоление. В другом интервью лидер «Гражданской обороны» говорит:
«Я считаю, что идеальное состояние общества — это война. Война в глобальном смысле, в бердяевском, состоит в преодолении: в искусстве, в идеологии, в личности, социальном — каком угодно. Творчество — это война. Жизнь — это война».
Маркес — Борхес — Кортасар
«Хотел я, по правде сказать, записать напоследок альбом… о любви. Давно хотел. И хотел я назвать его „Сто лет одиночества“. Это очень красиво и здорово. В этом очень много любви — „Сто лет одиночества“», — говорил Летов в интервью 1990 года «Двести лет одиночества». Дальше Летов добавил, что не считает это название собственностью Маркеса:
«Я уверен, что это и не Маркес сочинил. Все это и до него было. Вообще — все всегда было и будет — это знание. Оно кругом. Вот — в деревне за окошком. В коте моем, который на матрасике спит. Знание не принадлежит никому лично. Так же как и мои песни в высшем смысле не принадлежат лично мне».
В ответе на вопрос одного из посетителей сайта «Гражданской обороны» Летов признался, что читал почти все книги Маркеса: «Самое лучшее, что на меня произвело ошеломительное впечатление, — это „Двенадцать рассказов-странников“, а также ранние рассказы — „Море исчезающих времен“ и „Старый-престарый сеньор с огромными крыльями“».
Среди многих характеристик, выданных журналом Fuzz Егору Летову, есть и такая: «Любит читать Борхеса и играть в настольный хоккей». Борхеса музыкант действительно уважал. Свое творчество он сравнивал с садом расходящихся тропок (по одноименному рассказу Борхеса): «Я выбрасываю в мир некие объекты, которые создаются в свое время как акт самоидентификации. Я не знаю и не несу ответственности за то, что с ними происходит, за последствия их самостоятельных действий».
Песня «Слепите мне маску» с альбома «Гражданской обороны» «Тошнота» названа так по одноименной строке английского поэта Дилана Томаса, которую, в свою очередь, Хулио Кортасар выбрал в качестве эпиграфа к рассказу «Преследователь». Летов даже мечтал снять кино по «Игре в классики» — книга была близка ему «и по духу, и по жизни», но потом решил, что к кино «нельзя подходить дилетантски».
источник: bookmate
